Премия Рунета-2020
Краснодар
+18°
Boom metrics
Общество12 февраля 2017 5:45

Ветеран войны Степан Моргун освободил Кубань и дошел до Берлина

12 февраля 1942 года закончилась оккупация Краснодара
Степан Степанович Моргун защищал Кубань и дошел до Берлина

Степан Степанович Моргун защищал Кубань и дошел до Берлина

Фашисткая оккупация длилась в Краснодаре полгода. За эти шесть месяцев мученической смертью погибли 13 тыс. горожан. Народ прятался в подвалах и молился, чтобы немец как можно скорее покинул населенный пункт и люди снова зажили спокойно. Выгнали гитлеровских захватчиков из кубанской столицы 12 февраля 1943 года. А еще через восемь месяцев освободили всю Кубань.

Защищал родной Краснодарский край и Степан Моргун. Сейчас Степану Степановичу 92 года. Но он даст фору любому - ежедневно пешком поднимается на четвертый этаж своей квартиры, а затем спускается, много ходит и старается не жаловаться на здоровье. Хотя оно и стало подводить - возраст уже как-никак.

Степан Моргун родился в станице Каневской. Сейчас живет в Краснодаре. Награжден медалями «За освобождение Варшавы» и «За взятие Берлина», орденом Отечественной войны 2-й степени, двумя медалями «За отвагу», медалями «За боевые заслуги», «За оборону Кавказа», «За освобождение Кубани», «За освобождение Крыма», «За Победу над Германией».

Когда же началась Великая Отечественная, ему было всего шестнадцать. Он сражался за Варшаву, дошел до Берлина и освобождал родную Кубань. В составе 1133-го стрелкового полка 339-й Ростовской дивизии 9 октября 1943 года выгнал фашистов из родного региона. О своем смертельно опасном пути Степан Моргун рассказал «Комсомольской правде».

- Когда освобождали каждую кубанскую станицу или город, мы радовались, как дети, и верили - победа будет за нами, - рассказывает Степан Степанович.

А призван на войну солдат Моргун был 28 июля 1942 года в 1133-й стрелковый полк 339-й Ростовской стрелковой дивизии. А уже 5 августа состоялся его первый бой. Сражение шло в районе хутора Копанского под Краснодаром. К этому времени он уже успел принять присягу, получить винтовку и 30 патронов к ней.

Помним! Гордимся!

Помним! Гордимся!

- Во время боя получил приказ - доставить письмо в штаб дивизии, - рассказывает Степан Степанович. - В нем сообщалось, что немецкие танки с дивизией атакуют наш полк. Я проверил у лошади подпруги и уже собирался садиться на нее, как раздались очереди из автомата и пулемета. Стреляли по нам, но ни одна пуля не попала. Я приостановился, командир роты громко закричал: «Скачи!». Я, влетев в седло, с места в галоп поскакал. Проскакав километра три, давал лошади передышку, то есть переходил на рысь. Слышу гул самолетов, посмотрел вверх - летит целая армада немецких бомбардировщиков. Летят парадным строем, тройками. В тройках и между самолетами расстояние как линейкой измерено. Посчитал: 17 троек, самолетов - 51. Они не представляли для меня угрозы - слишком мелкая цель. Впереди вижу небольшой лесок, и моя дорога идет прямо туда. За ним же скрылись и самолеты фашистов. Доскакав до опушки леса, слышу рев пикирующих бомбардировщиков и взрывы бомб, и рев, и взрывы приближаются ко мне. Я спрыгнул с лошади, залег, а коня держу за повод. Последние взрывы прогремели совсем недалеко от меня. На нас посыпалась земля и гарь от взрыва. Но мы не были ранены, и я продолжил путь по леску. На дороге масса земляных глыб, я держал лошадь, чтобы она не споткнулась и не упала, кругом ведь воронки.

Как выехал из леса, встретил военного. Понял, что мне надо к нему. Вручил ему пакет. Он его разорвал, вынул содержимое, расписался на конверте и отдал его мне. Я ему сказал, что видел, как немцы бомбили лесок, а там никого из наших не было. В лесу я не видел никого: ни живого, ни мертвого. Когда поскакал обратно, ехал радостный - в первый день службы выполнил такое важное задание! И не заметил военного, который остановил мою лошадь.

- Слезай! - скомандовал тот. Это был старшина моей роты.

Я выполнил. Он взял лошадь, привязал ее к стоявшей рядом бричке, из которой достал котелок с кашей:

- Ешь быстрее и помогай копать могилу.

Съел я немного, отдал котелок обратно. А он дал кирку и повел к ребятам, которые копали яму.

- Кому копаем? - спросил у них.

- Заму политрука.

Оказывается, когда командир роты меня послал с пакетом, снова начался минометный обстрел. Замполитрука убило, красноармейца - ранило. В роте осталось два красноармейца, которые рыли могилу, а также я и старшина. Все остальные были в батальонах и при штабе полка. Могила была еще совсем мелкая, но появился командир роты и приказал хоронить, сказав, что батальоны отступают, и мы можем оказаться у немцев.

- Вернемся - перезахороним, - сказал он.

Двинулись догонять своих. Отступали на станицу Елизаветинскую без боя. За ней штаб и обозы переправились через реку Кубань, а батальоны остались на правом берегу. Они стали готовиться к обороне. 7 августа 1942 года немца атаковали батальоны, но безуспешно. 8 и 9 августа атаки продолжились, и батальоны были прижаты к берегу, создалась критическая обстановка. Но подошла батарея «Катюш», она дала длинный залп, немцы перестали атаковать и батальоны переправились на левый берег. Переправа еще работала. Бой тот шел три дня.

Батальоны, дивизионная артиллерия и обозы двинулись на Михайловский перевал, на Туапсе. Был август, жарко, воды питьевой не было. Лошади совсем ослабли, даже снаряды снимали с подводы. Я был удивлен, но вмешаться не мог, потому что был еще салагой.

Но трудности нас не удержали. Мы были в предгорьях Кавказа и получили приказ занять оборону ущелий от Горячего Ключа до станицы Ставропольской. Расстояние для дивизии огромное, связи не было, но природа дала нам превосходство над противником. Хотя горы создавали большие трудности с доставкой продовольствия и боеприпасов, дожди превратили дороги в непроходимые. Мы жили на одних сухарях. Да и готовить оборонительные позиции в горах трудно. Несмотря на все лишения, дивизия сдерживала натиск врага, изматывая его оборонительными боями. Все наши проявляли мужество и героизм, были бодры, настроение приподнятое. Нам надоело отступать! Ни шагу назад! Все были воодушевлены и разгромом немцев под Сталинградом, а затем Совинформбюро объявило, что освобождена Каневская. Это значило, что южная группа немецких войск отрезана от своих, никакого снабжения по железной дороге нет. А ведь у немцев на юге находилось 39 дивизий, которым требовалось много груза...

Степана Степановича (слева) приглашают в кубанские школы, где он рассказывает о войне

Степана Степановича (слева) приглашают в кубанские школы, где он рассказывает о войне

12 января 1943 года в 1135-й полк прибыл командующий 56-й армией генерал Гречко. Он спросил у командира полка, мол, сколько надо дней, чтобы собрать в одно место весь полк.

- Три дня! - доложил тот.

И нам приказал взять станицу Ставропольскую 16 января, выйти на просторы и отрезать немца от железной и автомобильной дорог между Абинской и Ахтырской. Приказ был выполнен, но удержать один полк не смог. Немцы оттеснили наш 1135-й полк, хотя командир дивизии полковник Теодор Кулаков перебросил из 1133-го полка нашу 76-миллиметровую батарею. Она и оказала значительную помощь наступающему полку. Освобожденные станицы, Ставропольская и Григорьевская, оказались в наших руках, мы взяли 550 пленных, 5 орудий, 12 минометов и другое имущество.

12 февраля 56-й армией был освобожден Краснодар. 15 февраля командующий 47-й армией Леселидзе отдал приказ дивизии перейти в наступление. 19 февраля 1135-й полк перерезал шоссейную и железную дороги между Ахтырской и Абинской.

Пили водку и замерзали еще больше

19 февраля освободили Ахтырскую, а 23-го мы подошли к Абинской. Шел дождь со снегом, грязь, холодно, палаток ни у кого не было. Впереди - вспаханное поле, ночью - тонкий ледок. Двигаться по такому полю совершенно невозможно. Рядом протекала маленькая речушка, а в метрах ста от нас - железная дорога. Мы выкорчевали две шпалы, притащили к месту, накололи дров.

На рассвете из кухни принесли термос ледяной водки. Когда я выпил полкружки, не закусывая и не запивая, потому что нечем было, я еще больше замерз.

Наш батальон перевели южнее железной дороги. Все части несколько раз пытались сломить их оборону, и даже морская бригада, присланная из Новороссийска, успеха не имела. Наши потери были огромны. На окраине Абинска с тех пор стоит памятник, у него похоронено 2200 человек.

22 марта батальон послали с задачей ночью проползти к высотке немцев и захватить ее стремительной атакой. Приблизились к противнику, но немец открыл огонь из двух пулеметов. Находящийся в цепи заместитель командира батальона вернул батальон на исходные.

На следующую ночь с той же задачей послали наш взвод. Нас было 10 рядовых и сержантов и командир взвода. Мы подползли к противнику на бросок гранаты и лежим. Немцы ведут огонь. Часа два так лежали. И тут стрельба притихла. К нам подполз пулеметчик из боевого охранения и сообщает, что уже 12 часов и замкомбат приказал атаковать высотку.

Младший лейтенант негромко скомандовал: «В атаку!». Мы вскочили и ринулись вперед! Кто-то не выдержал и бросил ручную гранату, за ним уже бросили все. Мы заорали «Ура!» и оказались в немецких окопах. Взяли высотку фашистов. Под ней еще был блиндаж, в нем - ни одного человека.

Младший лейтенант приказал бежать на боевое охранение и доложить в штабе, что мы взяли высотку, немцев нет. Боевое охранение было недалеко, у них был телефон, я доложил. Замкомбат сразу же доложил выше, подняли тревогу. Мне приказали бежать в свой взвод и передать командиру, чтобы он со взводом двигался на Абинскую.

Взвод цепью двинулся на Абинскую, было лунно, вся цепь хорошо просматривалась. Стояла полнейшая тишина, ни одного выстрела. Складывалось впечатление, что мы на учениях, а не на войне. До первых домов было метров 300, мы быстро подошли, постучали в два дома. Тишина. Постучали в третий, ответила женщина.

- Свой! - сказали ей.

Она с радостью открыла дверь, стала нас обнимать, целовать, звать в дом. Когда там были немцы, семья ее пряталась в подвале. Внутри были две совсем маленькие девочки, мальчик годиков трех-четырех, три женщины и один дедушка. Они сказали, что совсем недавно забегал один немец, взял свои вещи и убежал.

- Как вы жили прямо на переднем краю? - спросили у них.

- А нам некуда было бежать, вот и жили в подвале! - ответили они.

Командир взвода приказал мне бежать к телефону и сообщить, что мы в Абинской. Когда бежал, в центре вспыхнуло одновременно три пожара, я встретил группу солдат, которые продвигались перебежками. Заметив меня, они залегли. А потом один из них подошел ко мне и спросил, кто я. Они же оказались разведкой Второй гвардейской дивизии. Я предупредил их, что наши находятся у домов, что они могут двигаться нормально. А то мой взод еще подумает, что они немцы, и откроет огонь.

Когда я прибежал к боевому охранению, там уже находился замкомбата батальона и взвод саперов. Я доложил, что мы в Абинской, и он позвонил командиру полка. Тот попросил дать мне трубку. И уже у меня спросил, где мы были. Ответил ему, что мы в крайнем доме, что хозяйка успела покормить меня кашей. Рассказал потом в боевом охранении, как бежал к ним.

- Так мы не выйдем, - сказал капитан и приказал саперам двигаться на Абинскую по железной дороге, мол, по моему маршруту могут быть мимы. Немцы просто так территорию не оставляют.

К утру собрался полк, позавтракали и двинулись на Крымскую. У всех было приподнятое настроение, враг оставил важный оборонительный рубеж. Даже не верилось, что после ожесточенных боев мы свободно ходим по Абинской, не слышно ни единого выстрела. Но надо идти вперед. Вокзал был сожжен немцами, семафор подорван и лежал на железной дороге. Когда переступали через семафор, в начале роты раздался сильный взрыв. Идущий первый солдат почти разорван, второй - тяжело контужен. Я был третьим, меня тоже контузило. Сорвало шапку, рукавицы, все застежки шинели сорвало. Но двигаться мог, и командир роты оставил меня в строю.

Убитого мы похоронили. Сейчас над его могилой находится железная дорога.

Мы шли дальше. Сначала по железной дороге, потом по полю, немцев не было. Стали подходить к хутору. По земле бежала чистая вода . Командир роты приказал мне и еще одному солдату разведать обстановку в нем. Мне навстречу бежала женщина, она и сказала, что за хутором немцы. В это время «заговорил» фашистский пулемет. Перебежками добрался до роты, доложил командиру. Батальон занял позиции на железной дороге и в хуторе. По обеим сторонам рельс было очень много воды, я даже видел одного плавающего убитого. Как он там оказался?

У немцев же на железной дороге был дзот, его через несколько дней забросали гранатами.

В конце апреля дивизия была снята с фронта. Мы пошли в Абинскую. Железная дорога уже работала, и мы погрузились в вагоны, нас повезли в Краснодар. Мы еще не разгрузились, а появились немецкие бомбардировщики, они начали бомбить станцию. В наш эшелон не попали, а состав с теплой одеждой загорелся.

До Берлина - со знаменем

В начале мая мы прошли санобработку, нам выдали новую форму с погонами. Потом всех сосредоточили в станице Воронежской. На поле построили дивизию, приехал член военного совета, он привез знамя нашей дивизии, вручил его командиру. Тот поцеловал полотнище, затем солдаты пронесли его перед строем.

- С этим знаменем мы очистим всю нашу землю от фашистов и дойдем до Берлина! - сказал командир дивизии.

Эшелоном нас привезли в Воронежскую область. Здесь мы получили пополнение и месяц занимались. И вдруг нас снова грузят в поезд и везут на Кубань.

Когда приехали в станицу Красноармейскую, пешком дошли до Славянской и расположились в саду «Гигант». Там были недели две. Затем прибыли на передовую - на сопку Героев.

До утра полк окопался, и мы должны были быть готовы к штурму сопки. Если, конечно, ее не возьмет какая-то часть.

Другая воинская часть сама взяла сопку, а нас отбомбила немецкая авиация. Одна бомба попала в окоп, все отделение погибло. А ночью полк подняли, и мы пошли на передовую, которая называлась «Балка смерти». Окопов было мало, людей - много. Ружья и пулеметы оставлены на бруствере.

Я пробежал вдоль окопа, увидел это безобразие, а сказать никому не могу. Когда стало светло, немцы подогнали танки и начали нас расстреливать. Каждый красноармеец искал, где окоп поглубже. Возле меня было такое место, но там уже залегло трое, поэтому я нашел место помельче. Снаряд ударил под окоп, стенка траншеи обвалилась прямо на тех трех солдат. Их совсем засыпало. Меня лишь частично. Правой рукой мог разгребать землю. Высвободившись, бросился вытаскивать ребят. Когда докопал до вещмешка одного из солдат, как тут бежит сержант и кричит - в атаку. Я бросил все и побежал в атаку. И тут начали рваться мины, мы попали под огонь. Люди заметались. Минута-две... Живые, мертвые - все лежали. Снайперам работы. Только их и слышно. Пролежав час, решили ползти назад на исходную позицию. Ввалился в свой окоп. А там четыре солдата и комсорг батальона. Последний стал меня расспрашивать, кто живой из офицеров. Я ему ничего не мог ответить, никого не видел. Он послал меня найти хоть одного командира роты и узнать у него обстановку. Ползу, нашел одну воронку. В ней - два человека: младший лейтенант и рядовой. У первого глаз выбит, висит сантиметров на 10 и рана в плече. У солдата - перебиты обе ноги. Младший лейтенант ничего мне не сказал, мол, ничего не знает, только попросил показать ему, куда идти. Я ему сказал, если он хочет жить, чтобы до темноты не высовывался, иначе снайпер его добьет.

Ползая по переднему краю, нашел командира роты и взвода. Первый мне сказал, что они оба ранены, но не тяжело, и будут вечером. Я доложил это комсоргу и он отправился в штаб батальона.

На следующий день я был связным штаба батальона и слышал доклад начальника штаба: «Убито 43, ранено 85, потеряно пулеметов - не помню». Через пару дней комбат собрал офицеров, чтобы разобраться в причинах неудачной атаки.

- Немецкие танки беспрепятственно расстреливали наши окопы. Атака началась неорганизованно, противотанковая артиллерия молчала. Почему она не открыла огонь по танкам? - говорил один из офицеров.

Что на это ответил командир противотанковых орудий, я уже не слышал, меня в это время отправили в роту...

Дивизия стала готовиться к новому штурму. Меня вызвал начальник штаба и сообщил, что пришел приказ о моем переводе в химроту нашей дивизии в Крымскую. Был сентябрь 1943 года, в этом же месяце шла оборона «Голубой линии».

14 сентября «Голубая линия» была прорвана. Наша дивизия освободила несколько населенных пунктов, в том числе хутора Ленинский, Горно-Веселый, село Молдаванское. В бою за хутор Ленинский особе мужество проявила санинструктор, сержант Валя Буйчик. После отхода подразделения на исходный рубеж на нейтральной полосе остался тяжело раненный командир взвода. Под пулеметным огнем она подползла к нему, оттащила в укрытие, оказала медицинскую помощь. С наступлением темноты стала его тащить к своим, на помощь ей подоспели солдаты. 16 сентября «Голубая линия» была прорвана по всему фронту.

19 сентября 339-я Ростовская дивизия освободила станицу Гладковскую, 24 - Гостагаевскую. 24-26 сентября - еще несколько населенных пунктов освободили.

5 октября 1135-й полк 329-й дивизии подошел к поселку Сенному, что на берегу Таманского залива. Но взять его с ходу не смогли. Полк понес потери. 6 октября прибыла артиллерия, бой шел весь день. 7-го числа Сенной был освобожден. А

9 октября 1133-й и 1137-й полки освободили поселок Запорожский.

На Кубани не осталось ни одного оккупанта. Взято было много пленных, вооружения, складов. 339-й Ростовской дивизии было присвоено звание Таманской. Для меня этот смертельно опасный путь на Кубани составил 14 месяцев и 4 дня.

Из Краснодарского края Степан Степанович отправился в Крым, оттуда - на Белорусский фронт, освобождал Варшаву, брал Берлин.

Были в его жизни и моменты, когда солдат чуть не погиб. Но каждый раз выходил сухим из воды.

- Помню, отправили меня разведать обстановку после боя. А уже ночь была, и мне надо было проверить, в каком состоянии после обстрела танки. С собой - винтовка, я лег на землю, ползу мимо рвов. И вдруг слышу немецкую речь. Сердце аж застучало. Я быстро дополз до одного из танков, спрятался под ним, лежу, боюсь пошевелиться, - рассказывает Степан Степанович. - И вижу, немец ходит по рву. Благо меня незаметно было. А в нескольких метрах от него еще двое фашистов - они тоже в этой яме стоят. Ну, думаю, буду стрелять в того, который ближе. А так, как бог решит. Поднимаю винтовку и нажимаю курок. Когда дым от выстрела рассеялся, стояла уже тишина. Смотрю, а тех двоих немцев уже и след простыл, видимо, убежали своим докладывать. А ведь могли меня убить. Я понесся обратно к своим, рассказал, что немца убил. Еще был случай, когда мы разминировали поле и наш старший наступил на растяжку. Граната подлетела вверх, разорвалась, а у нас ни царапины.